Это случилось на Байкале в далеком 19…г. После сплава по реке Мане Егор со своей польской подругой Стасей решили на недельку смотаться на Байкал, благо ехать от Красноярска до Иркутска было по российским меркам совсем недалеко, чуть больше тысячи километров.
Распрощавшись с группой, которая за три недели сплава стала совсем родной, сдав номера в гостинице, они забросили рюкзаки в камеру хранения вокзала, купили билеты на ближайший поезд и пошли побродить по Красноярску. Сначала автобус турфирмы свозил их на Красный Яр, где была первая казачья застава. Красноярск отсюда виден был как на ладони. Филармония оттуда своим видом напоминала рояль с открытой крышкой, и это было приятно,– точно соответствовало функционалу заведения.
— Какая огромная Россия, — с чувством сказала Стася.
— Да, — отозвался Егор, испытывая горделивую удовлетворенность за величие своей Родины.
Потом они съездили в музей. Он вызвал удивление свой египетской символикой, несколько неуместной здесь, в глубокой Сибири. Впрочем, у нее есть своя история...
Побродили по магазинам, постояли на мосту над островом посредине Енисея, глядя на разные суда и суденышки, деловито снующих по реке. Мысленно попрощались с Красноярском, которого толком так и не увидели в суете,– сначала сборов на маршрут, а потом сборов на Байкал, Енисеем, Маной, Братской ГЭС и знаменитыми Красноярскими столбами. И поехали на вокзал.
На Байкал из Красноярска проще всего добраться через Иркутск. До Иркутска ехать было не более суток, а там на электричку и… В общем «Бог не выдаст, бес не съест», правда ведь? Разве у вас не было такого романтического путешествия, когда есть и время, и возможности, и приятная компания? И пусть всего этого было совсем чуть — чуть, но иногда так ли уж много нужно для счастья? Они собирались месяца через два обручиться, и это путешествие было своего рода закреплением отношений. Ему было уже около тридцати и нужно было выйти из порочного круга старых холостяков, куда его медленно, но неумолимо затягивало. Стася было на пять лет его моложе. Они с ней познакомились на одной из тысяч молодежных экологических тусовок, модных в те годы. С тех пор они несколько раз путешествовали вместе, хорошо узнали друг друга, притерлись. И в этом круизе – вояже тоже, надо сказать, все шло гладко, бесконфликтно и как-то даже совсем по-семейному – тихо и спокойно…
В Иркутск они приехали утром и очень скоро пересели на ближайшую электричку, успев слегка перекусить в вокзальном ресторане и пробежаться по ближайшим к вокзалу улицам. Центр города был очень похож на старый центр Тюмени, где прошло хулиганское детство Егора: такие же невысокие двух – трехэтажные дома – пряники купеческие особняки. Он был поражен этим сходством и несколько минут простоял размышляя об общих корнях этих двух городов. Времени, правда, исследовать это явление не было. Поехали дальше…
Вышли наугад на станции, которая была совсем близко к озеру, перешли небольшую речушку по мостику, а с него заметили, что все дно бурной речки усеяно зеленым камнем. В воде камешки выглядели такими свежими, зелеными, гладкими, похожими на нефрит и, конечно, оказались нефритом. Им, жителям Европы это казалось удивительным, а Егор вспомнил одну поездку на Урал, где местные показали ему огромную гору, почти целиком состоящую из лиственита. У них в Белоруссии в одном очень престижном проектном институте стены директорского этажа были украшены рядом таких лиственитовых пластинок размером двадцать на сорок сантиметров, толщиной десять миллиметров, развешанных через каждые два метра. Это считалось высоким стилем и даже шиком. А там – целая гора…
К сожалению, речка была горная с хорошим навалом и все нефритовые окатыши были избиты друг о друга, испещрены трещинами, как вареное обмятое куриное яйцо. Причем это обнаруживалось только после того, как камень вынимался из воды и обсыхал, а в воде он выглядел гладким и красивым, вода скрадывала трещины. Перспективы сделать что-то из них они не увидели, а таскать в рюкзаке лишнюю тяжесть – совсем не удовольствие. Полюбовались и пошли дальше откосом, заросшим травой, которая ближе к озеру сменилась тальником, мелким, мусорным кустарником, густо забросавшим весь берег почти до самой воды, оставив метров пятнадцать песчаной полоски, которая в хорошую погоду могла быть и пляжем.
Они нашли почти неприметную тропинку, ведущую к воде, пошли по ней и не ошиблись – вышли-таки на небольшой песчаный мысок с валявшимся у самой воды бревном – топляком, уже подсохшим и потерявшим полностью все цвета, кроме белесого серого. Сучки торчали из ствола в разные стороны, совсем не по-природному, и это наводило на мысль о чем-то неладном, что сотворила с этим деревом его деревянная судьба. Егор решил, тем не менее, что дерево очень удачно расположено, с него будет удобно рыбачить, а снастей у него было достаточно. Он их тут у этого бревна и пристроил. Не таскать же их каждый раз со стоянки…
Палатку раскинули метрах в двадцати от воды. Там уже кто-то стоял раньше, и почти рядом оставил некоторые следы пикника. Остатков еды не было, только несъедобные и негорючие остатки. Украшением всего этого безобразия была большая пятилитровая жестянка, тронутая ржавчиной, но крепкая, и они разместили ее поближе к палатке, чтобы использовать как мусорный бак. Палатка у них была основательная с высокими бортами, непромокаемым дном и двускатной крышей красного цвета. 
Местная флора была видна и понятна, а вот фауны они не знали совсем, поэтому края палатки обложили камнями во избежание проникновения под нее нежелательных гостей в виде разной живности.
Остатки дня ушли на «домашние» хлопоты, устройство кострища, сбор сушняка и сучьев, приготовление чая и ужина.
Спать легли за полночь, долго разговаривали, обменивались впечатлениями и планами. Ночью несколько раз просыпались от того, что по палатке кто-то очень шустро бегал, но решили не покидать уютного гнездышка и разобраться утром…
Погода, однако, не задалась. Дождя не было, но Солнце не усматривалось. Вверху было скучное небо, вокруг скучный кустарник, чуть подальше скучного цвета песок… Они долго валялись на спальниках, не выходя из палатки, поглядывая в прорезь расстегнутого лаза.
Планета оказалась вполне обитаема. Банку, в которой остались с ужина объедки, оккупировала стая мышей. Банка была высотой сантиметров тридцать, и мыши показывали им чудеса эквилибристики. Раньше Егор не представлял, что мышонок, длиной от силы сантиметров пять может запрыгнуть в банку, высотой выше него раз в пять-шесть. И не просто запрыгнуть, а очень точно сесть на узкую верхнюю кромку банки, толщиной один – полтора миллиметра, осмотреться, выбрать себе объект добычи, спрыгнуть внутрь, схватить ее и выпрыгнуть вместе с ней, уже не садясь на стенку.
Мыши были разные с круглыми и острыми ушами и разных оттенков от серого мышиного до рыжего. А прыгали одинаково резво и точно. На это стоило посмотреть…
Ну, да «голод – не тетка». Встали. Оказалось, что ночью был прилив, и палатка стояла на совершенно мокром песке. След от босой ноги слегка продавливался и тут же наполнялся водой. Порадовались непромокаемому дну…
Их в то утро трудно было огорчить. Они были вместе, отдавались полноте чувств и сопереживаний и радовались всему: и свежему воздуху, и некоторой отстраненности и удаленности от мира, и скачущим разноцветным мышам… Егор пошел к коряге рыбачить, а Стася села чистить картошку.
Рыбалка у Егора закончилась впустую. Сколько ни менял наживку, сколько ни всматривался в поплавок, безрезультатно. Не хотел байкальский омуль – а на другую рыбу он и не рассчитывал – хватать наживку из хлеба и рисовой каши. Видимо привык к червям. Егор решил после обеда поискать их на травянистом месте. Вернулся, надеясь на нечто более существенное, чем не пойманная рыба. И действительно, обед был готов – Стася вообще готовила на славу. Как она была хороша. Егор минут пять, не подходя близко, любовался ее невысокой ладной фигурой, легкой пластикой ее движений, непринужденностью с которой она орудовала у костра. Все у нее получалось быстро, ловко и точно. И даже плоская родинка на ее плече казалась просто большой веснушкой.
Позавтракали – пообедали на славу, решили сегодня никуда не ходить. Решали кроссворды, купленные на Иркутском вокзале, играли в слова и шарады, бегали босыми по песчаному берегу, устроили себе сиесту, а после, поужинав остатками обеда, занимались благоустройством, делали обводные канавки вокруг палатки с учетом неровностей местного песчаного ландшафта, чтобы вода во время прилива уходила прочь, не подтекая под нее. Совсем к вечеру вдруг разведрилось, появились звезды и они, обнявшись, водили пальцами по небу в поисках знакомых созвездий. Заснули поздно.
На следующий день Солнце сияло во всей своей красе, и Байкал был великолепен. Он величаво штилевал во всей свой полноте, и только у самого берега на песок набегала и отползала небольшая ласковая волна. Набрав в котелок воды, Егор пошел к стоянке. Решил после завтрака сходить до ближайшей деревни. Она была километрах в трех. Позавтракали с шутками и легким подтруниванием друг над другом, как часто бывает у людей близких и уверенных в понимании своего юмора другим. Было хорошо!
Егор приобулся, приоделся, прихватил и лопатку для того, чтобы по дороге накопать, наконец, червей. Погода все еще была солнечная с еле видимой дымкой. На озере был настолько легкий бриз, что его можно было все еще назвать почти штилем. Стася осталась на хозяйстве, и когда он уходил, уже начистила картошки впрок и повесила котелок с водой над костром.
Тропинка нашлась сразу, и Егор весело зашагал по ней. Метров через сто в два прыжка преодолел преграду из какого-то валежника.
Вокруг шел кустарник, и тропа временами угадывалась, временами была протоптана основательно, но это не выпадало из общего порядка вещей и поэтому не вызвало никаких ощущений, кроме зрительных – видимой части пути и физических – шагающих ног. Он думал о том, как в деревне обменять леску, которой у него был избыток, на омуля, как вдруг впереди метрах в двухстах заметил какое-то красное пятно, начал вглядываться и метров через пятьдесят понял, что подходит к палатке, похожей на ту, от которой он начал свое путешествие. Это его озадачило. Еще метров через сто, приглядываясь, он понял, что палатка не просто похожа на его собственную, она ею и является. Странно! Егор никуда не сворачивал, сделать круг такого малого диаметра и вернуться он не мог, да и зашел бы с другой стороны.
Подошел. Стася сидела у импровизированного стола с ножом в руке и собиралась чистить картошку. Погода была та же, солнечная с легкой дымкой, обстановка ничем не изменилась, даже ржавая банка стояла на своем месте, но что-то было не то…
Стася подняла голову, заметила его.
–Ты уже вернулся? Червей нашел? Ты забыл принести воды. Сходи. Голос ее был с какой-то чуть заметной, незнакомой хрипотцей. Простудилась она что-ли, подумалось Егору. Сознание его силилось осмыслить то, что сейчас происходило: и непонятное возвращение при ходьбе, по хоть слегка и петляющей, но все же прямой в целом тропе, и то, что пришлось идти за водой, хотя он ее уже приносил, и внезапно охрипший голос подруги, и то, что, когда он уходил, картошка уже было почищена. Размышляя над этим, Егор сходил за водой и уже возвращаясь, заметил легкий сигаретный дымок, поднимающийся над мелким кустарником. Остановился в недоумении. Он не курил уже несколько лет по обоюдному согласию со Стасей. Она никогда не курила. Кто же там?
Подошел к костру. Стася, как ни в чем ни бывало, чистила картошку и временами затягивалась сигаретой. Егор совершенно растерялся. Стася никогда не курила. Сигарет у них с собой не было. Тогда что же это такое?
– Покуриваешь? — спросил он делано небрежно, стараясь из всех сил скрыть, что ошарашен.
– Будешь? – она протянула ему пачку каких-то импортных сигарет, совершенно незнакомой марки.
– Я же бросил.
– Когда? Вчера? Или уже сегодня? – насмешливо спросила она.
Егор внимательно осмотрелся. Решительно ничего не изменилось. Заглянул в палатку. Спальники были на месте, но разложены по-другому, хотя они согласовали убранство и расположение спальных мест заранее. Странности на этом не кончились. Егор еще раз внимательно осмотрелся, выбравшись из палатки. Стася смотрела на него с нескрываемой сначала насмешкой, а потом – тревогой. Родинки на плече у нее не было! И это напугало Егора больше всего.
Кто она? Кто я? Почему она курит? Вот откуда у нее хрипотца в голосе – курильщик со стажем. Как быть? Сделав усилие, он присел рядом и рассказал ей пару анекдотов из той серии, которые она любила. Анекдоты были старые с бородой, но в Польше их не знали, поэтому они всегда пользовались у Стаси успехом. Однако в этот раз все было наоборот.
– Ты мне вчера уже рассказывал эти анекдоты. Давай уже иди за червями.
То, что Егор их не рассказывал, он знал абсолютно точно.
Пожав плечами, он подобрал лопатку и пошел к тропе. Перед входом в кустарник обернулся, внимательно зафиксировал взглядом все как было, поймал удивленный взгляд Стаси и зашагал дальше. Миновав знакомую кучу валежника и пройдя метров двести, Егор заметил метрах в двухстах красное пятно, которое вблизи оказалось той же палаткой. Он был уверен, что тропинка имела прямое направление, никуда сильно не виляла и не кругляла. Как он оказался перед своей палаткой, было выше его понимания.
Однако мистика на этом не кончилась. Когда Егор подошел к палатке котелок уже кипел, в нем была сварившаяся картошка, а Стася деловито обтирала банку с тушенкой от тонкого слоя жира перед тем, как предложить ему ее вскрыть. Егор отсутствовал минут пятнадцать. За это время была почищена картошка, вскипел котелок и картошка сварилась. Это было невероятно. И еще: Стася не курила! И родинке была на месте!..
– Ну, и где же наши черви?– весело спросила она.
– Не нашел, – мрачно соврал он.
– Не расстраивайся. Тушенки у нас много, хлеба осталось дня на два, есть рис, пшенка, сгущенка. Переживем.
Она никогда не переживала по мелочам жизни, и всегда находила выход из непростых ситуаций. С нею вообще было очень легко, если дело касалось конкретики.
Егор бросил в сторонку лопатку и внимательно огляделся. Все было на месте. Сунулся в палатку. Спальники лежали, как положено…
Он не понимал, что с ними произошло. Сознания не терял. Сигарет у Стаси, конечно, никаких не было, потому что они не курили. Так, где же я был? С кем встречался? Что видел? Егор размышлял над этим весь остаток дня. Стася была расстроена его недоуменным заторможенным состоянием, и Егор подумал, что по отношению к ней поступает нечестно. Встряхнулся и рассказал ей те анекдоты. Она совершенно искренне смеялась. Она слышала их впервые.
Ворочаясь в спальнике, он долго размышлял, ломая голову над этим случаем:
Есть на Земле места, удивительные, как, например, плато Путарана или остров Пасхи.
Одни общеизвестны, другие не очень. Некоторые посещаются и изучаются регулярно, другие загадочны и таинственны. Есть места, дарящие эйфорию, изменяющие сознание на короткий или длительный период, и гибельные по сути, как поляна в лесах Сибири, где сгорает все, что в нее попадает.
Есть и неизвестные науке точки, которые воздействуют на окружающую среду и всех в нее попадающих неожиданным, непредсказуемым образом. Что они из себя представляют? Человек, попадающий в такую точку либо не чувствует ничего, либо – нечто и проходит мимо, либо чувствует и начинает думать сразу или чуть позже. Однако изменения случаются у любого и всегда. Эти места называются порталами, местами силы или точками перехода. Куда? Например, в параллельный мир. Параллельный мир находится в том же пространстве, что и наш мир. Однако он находится в другом измерении и поэтому не пересекается с нашим.
Зависят ли они от величины этого загадочного пространства или какие-то другие его свойства влияют на психику, физическое состояние и даже на дальнейшую судьбу, кто знает? Может быть, все зависит от толстокожести? Изменений Егору не хотелось – «от добра добра не ищут»…
Стасе он ничего не рассказал. Она потребовала бы доказательств конкретных и зримых. А где их взять? А что случилось бы, пойди они с ней вместе по этой тропе. Этого Егор не знал и боялся об этом даже подумать.
Ночью ему приснился сон, что он перешагивает эту кучу. Валежник под ним сначала прогнулся, а потом с треском провалился. Егор попал в какую-то не очень глубокую, метра два, яму, на дне которой под валежником, провалившимся вместе с ним и еще разным мелким мусором и мхом лежал неизвестный предмет, похожий на зеленый армейский ящик, в которых перевозят боеприпасы.
Он еле заметно урчал, а через щели из него струился какой-то мягкий голубоватый свет. Егор понял, что этот «ящик» и есть какой-то прибор, обеспечивающий переход в параллельный мир – такой, как в одной из повестей Ричарда Баха. Он уже собрался было его открыть, пошарил вокруг, нашел какую-то железяку, но в это время по крыше палатки пробежала мышь, и он проснулся.
Утром, пока Стася спала, Егор, оставив несколько сторожков – меток в разных углах стоянки в виде сломанных веточек, завязанных веревочек и одной пустой консервной банки, уже освоенной мышами, еще раз пошел по тропе. Он уже знал, или думал, что знает, причину случайного попадания в параллельный мир.
Это была та, приснившаяся ему ночью куча валежника с ямой под ней и каким-то прибором. Каким-то непостижимым образом она меняла направление идущего по ней человека и направляла его в другое измерение. Ее нужно было пересечь и попасть в нужный поток, иначе будет «как вчера». Егор очень внимательно медленно перешел эту кучу, сердце его колотилось, пульс был далеко за пределами нормы. Она оказалась не такой уж и большой. Сквозь нее просвечивала трава, и не было никакой ямы. Метров через шестьсот, выйдя из кустарника, увидел вдалеке деревенские избы. Облегченно вздохнул, присел на бугорок и расслабился. Минут через десять пошел обратно. Так же осторожно прошел эту кучу валежника в обратную сторону Кто ж знает, куда еще ведут пути из этого портала…
Увидев знакомое красное пятно метров через двести, он очень осторожно подошел к нему. Осмотрелся. Все сторожки были на месте. Заглянул в ржавую банку. Окурков в ней не было.
– Ты где это шлялся?– раздался сзади знакомый без хрипотцы голос.
– Делал рекогносцировку местности, – смеясь, сказал Егор.
– Почему без меня? – делая капризную губу, спросила она.
– Не хотел будить. Да и интересного там ничего нет…
Вечером он рассказал ей о своем приключении:
– Заблудился на пятачке площадью в две сотки. И смешно, и даже слегка стыдно, – пытался Егор обратить в шутку свой рассказ. Она слушала внимательно и неожиданно отнеслась к этому очень серьезно.
Видно было, что ее что-то очень задело. Но что и почему? Егор был искренен и честен. Подвергать ее этому испытанию он не хотел. На его расспросы Стася не отвечала, уходила в себя. Все было вроде как прежде. И как-то не так…
Ему было страшно за нее. Егор опасался, что она со своим прагматическим умом попытается исследовать это место, а куда они попадут и как будут выпутываться неизвестно. Ему, чисто по обывательски не хотелось, чтобы нечто вмешалось в их судьбу и изменило сложившиеся отношения, которыми они оба очень дорожили. Да и времени даже на поверхностное исследование не было, не говоря уже о каких-либо инструментах.
Прожили на стоянке возле Байкала еще несколько дней.
Омуля Егор так и не поймал, потому что все его снасти внезапно и таинственно исчезли с берега, копать червей необходимость отпала. Он это принял, как признак того, что ловить рыбу не вправе, и с тех пор уже не рыбачил никогда.
Происшедшее больше не обсуждалось и как бы забылось, хотя что-то стояло внутри и настораживало своей незавершенностью.
Пробрались через пару дней другой тропой до санатория, прикупили хлеба, взяли напрокат лодку и сходили на ней до ближайшего небольшого острова, который оказался покрытым обычной травой, плоским и совсем не интересным и вообще полуостровом. Попытка искупаться тоже закончилась неудачей. Вода оказалась ледяной. Егор окунулся два раза, из гусарства, а Стася – не рискнула. Зато прозрачность воды была удивительной. Егор изготовил из веревки десятиметровый лот. Так вот, через все десять метров толщи воды можно было на дне разглядеть мелкие камешки…
Все было как прежде и иногда даже привычно хорошо, однако что-то в эти дни надломилось в их отношениях. Внешне все было как всегда, но того непосредственного безусловного доверия не стало. Оно незаметно истаяло, исчезло. А с ним не стало былой легкости и простоты. Даже шутки и подтрунивания сошли на нет, потому что стали казаться двусмысленными и неискренними…
Наступило время возращения. Привычно свернули палатку, которая стала почти домом, сложили рюкзаки, отожгли в костре банки из под молока и тушенки, также привычно и умело прибрали за собой. Все движения были отработаны до автоматизма, только одна деталь отличалась, если раньше они делались как бы в соединении, то сейчас порознь. Не было дуэта. Стало два соло.
Возвращались на станцию вдоль берега, минуя ту тропу, санаторий и деревню. Как и планировали ранее, из Иркутска улетели в Москву, потом в Минск. Егор втайне надеялся, что выход из того пространства вернет их в тот прежний мир отношений, столь дорогой для них. И действительно, было несколько мгновений, когда было, как прежде, хорошо, однако удержать эти состояния не удалось ни ему, ни ей, ни им вместе.
Распался союз сердец, как потом оказалось, навсегда…
Егор уже в Минске проводил Стасю в аэропорт. Расстались тепло. Она даже расчувствовалась, всплакнула. Договорились, списаться, созвониться, но он уже понимал, она, скорее всего, тоже, что этого не будет.
Егор потом долго размышлял над этим случаем, искал литературу, по порталам и их свойствам, но того состояния ее неожиданной холодности и общей отчужденности, которое их невольно охватило так и не понял.
Родилась даже гипотеза, что он со своими сторожками – метками тоже напутал и попал в очень похожее, но все же не свое, параллельное, пространство. Тогда где оно? И кто заменил его там? И почему искреннее и глубокое, как ему казалось, чувство, вдруг исчезло? Может быть, оно просто пряталось его в глубинах его сознания? Не зря же бывало он ловил себя на том, что видел Стасю в знакомых очертаниях силуэта на улице, звуке голоса, прическе? Но была ли это Стася, с которой он вернулся из путешествия? Или та так и осталась в ожидании его на берегу озера?
Иногда у Егора возникало желание – съездить на Байкал, найти то место, осмыслить, измерить, исследовать, разворошить эту кучу валежника, осевшую в его сознании. Но он гнал от себя это чувство. И чувство вины, непонятное, прилипшее, как наваждение. И страх возврата к тому, что уже догорало в памяти, как оставленный в яме костер. И понимание того, что было, то прошло. И только память, как маячок, вспыхивала иногда невпопад с устоявшимся ритмом жизни и щемила сердце...
Ю.В. Егорычев