«Длинная выпала мне»… Услышанная случайно в электричке фраза чужого разговора внезапно всколыхнула во мне воспоминания детства и случай, в котором эти три слова имели свое сакральное значение. Вспоминаю:
Двор у нас большой: два деревянных дома, многочисленные надворные постройки, окруженные высоким деревянным забором и с одними воротами, что создает для веселой компании мальчишек и девчонок ощущение своего мира. Живем мы дружно, общаемся, вместе занимаемся спортом, учебой и играем в разные игры и зимой, и летом.
У меня два друга — сверстника, с которыми мы читаем книги, играем в шахматы и карты, устраиваем разные проказы: бегаем по крышам сараев, стреляем резиновыми лентами мух на коммунальной кухне, изредка не всерьез деремся… То — есть живем полнокровной мальчишеской жизнью.
Еще мы любим бродить по стройкам. Вокруг их достаточно. Там можно бегать по неогороженным лестничным маршам, соревнуясь, кто больше ступенек проскачет на одной ноге, забираться на пятиэтажную верхотуру и играть в догонялки, бегая по верхним ребрам выложенных внутренних стенок, когда стропила еще не поставлены, или стрелялки со скрытным передвижением, засадами и неожиданными нападениями. У нынешних поколений эта игра модернизировалась в пейнтбол и вышла на пленэр.
Иногда мы таскаем оттуда обрезки досок, из которых можно вырезать муляжи автоматов, пистолетов или ножей, но это редко, потому что свои сараи и дровяники тоже полны досок, правда, не таких новых, да и оружия хватает надолго, да и вырезать особо некогда…
Вот на стройке и случилось однажды событие, которое мне удалось по настоящему осмыслить только недавно, через много лет. Вспомнил его в мельчайших деталях, когда лет через тридцать напомнили о нем друзья детства.
Однажды, в воскресенье, набегавшись, забрались на верхний этаж стройки, наткнулись на балку, которая торчит из стены и должна упираться во внешнюю стену, но не упирается, — та еще не выложена до нее на целый этаж. Как это могло быть? Сейчас трудно представить, но пять — шесть метров железобетона висело горизонтально в пространстве и вызывало у нас нездоровый интерес. Опасные приключения должны были родиться в головах, и, они, конечно, проявились: слабо ли пройти по этой балке? Чем не испытание для юных не до конца оперившихся флибустьеров.
Не помню уже, кто предложил прогуляться по балке, как по канату. У меня засосало под ложечкой, но виду я не подал. Идти не хотелось, и я попытался отговорить моих разгоряченных друзей от этой затеи. Куда там! Наступил какой — то нездоровый азарт, который часто толкает ребят на рискованные мероприятия. С одной стороны и рискованно, и страшно, с другой стороны показать слабость – осрамиться на всю жизнь. Даже Женька самый младший из нашей компании что — то верещал… Решили тянуть жребий, кому идти первому. Нашли узенькую щепку, сломали ее на три части. Без Женьки — пожалели, мал еще.
Длинная выпала мне…
Страшно не было. Я никогда не боялся высоты, и меня всегда удивляли люди, боявшиеся ее, но идти шесть метров в никуда… Азартно!
Я, правда, имел опыт хождения даже и по кромке забора, но это было просто: идешь, знаешь куда, и всегда можно было, оборвавшись, уцепиться за ту же кромку. Иногда и так бывало. И потом, забор всегда упирался в стену, и высота его, в крайнем случае, метра три, и спрыгнуть можно было на землю…
Балка была железобетонная крепкая, снизу чуть пошире, сверху сантиметров пятнадцать. Радовало, что она была крепкая и не качалась. Очень приятная стабильность. В конце концов, — думаю я, уцеплюсь за нее и повисну. В силу своих рук я верил безоговорочно, но повиснуть — это значит вскарабкиваться на нее, а потом, если не сумеешь встать, ползти на выход на четвереньках или верхом - унизительно…
Я нарочито расслабленно подхожу к краю, задерживаюсь на пересечении стен секунд на тридцать. Больше было бы уже — слабо. Все стихло. Слышу, как бьется сердце. Просматриваю балку на всю длину, выявляя все щербины и неровности. А то еще споткнешься или зацепишься… Воображение тут же нарисовало, как при падении наклоняюсь и обхватываю ее руками. Подумал, что рукам будет больно при резком рывке от соприкосновения с угловатым бетоном.
Мысленно представляю себе ход и темп передвижения и делаю первый шаг. Меня слегка качнуло, но я удерживаю равновесие и вспоминаю, как мы шутки ради бегали по бревну в секции спортивной гимнастики. Концентрирую внимание именно на ощущении шутки и безопасности, так легче. Понимаю: балку надо пройти быстро — самое важное внутренне строго набрать нужное направление, а в конце необходимо не раскачиваясь замедлить ход, чтобы поменять центр тяжести и плавно развернуться в обратную сторону. Успокаиваю себя… Делаю шаг вперед…
Мне везет. Балка достаточно широкая, и можно ноги ставить не прямо, а чуть наискосок, что прибавляет устойчивости и уверенности.
Много позже я, читая рассказ о теннисисте, которого вынудили идти по десятисантиметровому карнизу вдоль стены дома, вспомнил свой опыт балкопроходца и, ощущая мурашки на коже, очень ему посочувствовал. Я уже знал цену этой процедуре.
Раскидываю руки в стороны коромыслом, но не напрягаю их, а держу как бы настороже, что позволяет сохранять равновесие и готовность к быстрому движению в любую сторону.
Иду. Главное — не глядеть под ноги. Я смотрю чуть вперед и «смотрю ногами», буквально ощущая мельчайшие неровности попираемого пространства балки. Метра через два наступаю на камешек и слегка теряю равновесие. Я видел его глазами, но миновать не мог, потому что это сбило бы меня со взятого ритма. Только бы не прилип к подошве. Выравниваюсь, переношу вес на другую ногу, слегка шаркаю подошвой — не прилип — и с облегчением продолжаю движение…
Трудно передать словами ту гамму чувств, которые испытывает человек в состоянии стресса — а это, конечно, был стресс: и эмоциональное напряжение, и стремление удержать тело в равновесии, и попытка отстраниться от звуков, света, и восприятия панорамы, и ощущения высоты и глубины под ногами… И, в то же время, необходимость держать под неусыпным контролем все…
Все мое внимание, внимание всего тело от глаз до подошв приковано к серой бетонной полоске, которая кажется бесконечно длинной и узкой, усеянной камешками разной величины, заусеницами по краям… Она уже не кажется ровной и широкой. Видны неровности бетонного литья, метрах в двух впереди слегка выпирающая арматура, скосы вправо и влево и даже оттенки цвета, который раньше казался одинаково серым… А впереди… А впереди еще разворот обратно.
Весь простор, раскинувшийся вокруг меня впереди, справа и слева обнимает меня, маня отдаться ему, взлететь и ни о чем не думать, но внутренний сторож сосредоточено что — то шепчет, считает шаги и не дает отвлечься.
Сзади — молчание, но я знаю, что друзья напряженно смотрят мне вслед, сопереживая и боясь за меня. Самое трудное — это держать равновесие, когда понимаешь, что опереться не на что. И простор вокруг – это не свобода, о которой думаешь, стоя на высоком берегу реки или даже у края крыши, а предательская пустота. И страшно еще то одиночество, в котором оказался. Общий кураж прошел. Мой тоже. А то, что вексель пришлось оплачивать мне — воля случая…
На какое-то время привыкаю к темпу размеренного движения, и начинаю терять бдительность, но небольшое колебание заставляет спохватиться и сосредоточиться…
Возник ветер. Сначала слегка потянуло, а потом начинаются порывы. Несильные, но неровные и неожиданные, и я на ходу пытаюсь к ним приноровиться. Спокойно, — вкрадчиво шепчет внутренний голос, — и я чуть-чуть наклоняю голову вперед, замедляю шаг и внутренне сжимаюсь. Только руки оставляю в состоянии спокойного напряжения. Шаг, второй, еще… Вот уже близко висящий край. Придумываю на ходу, как буду разворачиваться…
В конце балки выставляю левую ногу вперед, немного развернув ее вправо, думая, что левый поворот был бы легче, но дальше шагать азартно, а укорачивать шаг опасно, можно сбиться и потерять равновесие. Ветер внезапно стих – это мне на руку, вернее на ногу. Начинаю разворачиваться одновременно обеими ногами. И это мне почти удается, но при развороте меня сильно качает. На мгновение снова внутренне сжимаюсь, «беру себя в кулак», подавляю вдруг возникшую на мгновение внутреннюю тоску, ощущение обреченности и неизбежности падения — наверное это и называется «минутой слабости», машу руками, как самолет крыльями, чудом обретаю равновесие, и выравниваюсь. Выдыхаю… Слегка расслабляюсь, разжимаюсь… Две — три секунды отдыхаю, остужаю голову, по которой потек пот…
Путь назад уже знаком. И впереди не ненадежная бесконечность простора, а вполне осязаемая цель — строительная площадка.
Мельком взглядываю на друзей и больше не смотрю. Тоска как-то улетучилась, сменившись тупым, бесчувственным равнодушием, которое съело и страх, и фатализм.
Одергиваю себя. Думаю: — спокойно, не теряй внимания, идти уже легче. На долю секунды откуда-то возникает понимание сладкого ощущения возврата домой после долгого путешествия ...
Снова подбираю темп и иду уже знакомой дорожкой. Отдыхаю секунд десять, опустив руки и тут же снова плавно раскидываю их по сторонам. С каждым шагом все ближе и все легче. Я уже не так внимательно проглядываю полоску бетона, как раньше — я ее знаю. В этот раз камешек под подошву не попадает, но спихнуть его я не решаюсь, чтобы случайно не потерять равновесие, и просто перешагиваю. Идти все легче и легче, и я едва сдерживаю появившееся чувство торжества и восторга и от трудной победы над собой, и от того, что все заканчивается достаточно благополучно, и от появившегося чувства превосходства, да простят мне это мои друзья. Последние два метра иду уже нарочито медленно и небрежно, даже с этаким форсом…
Наконец ступаю на площадку. Ребята стоят напряженные, и подавленные одновременно. Они сопереживали мое приключение, мысленно прошли весь путь вместе со мной и уже от этого устали, а идти следующим было страшно.
Чувствую и я усталость, как будто разгрузил машину дров. Сажусь на стопку кирпичей. Никто больше не пойдет, — говорю я, — ветер усилился и может снести. Друзья вздыхают с облегчением и благодарностью. Не знаю, что меня подвигло сказать это им, но мне и самому сразу становится легче ...
Если бы не друзья, я бы и не вспомнил про этот случай. Стресс ведь иногда забывается, не правда ли?
Ю.В. Егорычев